— Вот как? — Байяз хмыкнул. — Ну, женщина в этом деле действительно участвовала, но не так, как ты думаешь.

Луфар мерзко ухмыльнулся.

— А как еще можно думать о женщинах? Насколько я знаю… Эй! — В плечо Джезаля врезался крупный комок птичьего помета, забрызгав черно-зелеными крапинками его волосы, лицо и только что вычищенные шпаги. — Какого…

Он вскочил и воззрился на верхушку стены, под которой сидел. На гребне примостилась Ферро, она вытирала руку о ветку плюща. На фоне светлого неба трудно было разобрать, но Логену показалось, что он видит ее улыбку.

Но Луфар ничуть не развеселился.

— Ах ты, безмозглая сумасшедшая сука! — взвыл он, соскребая белую слизь со своей куртки. — Чертовы дикари!

Он гневно прошагал мимо остальных и удалился в полуразрушенную арку. Смех смехом, но об уважении, похоже, думать было рано.

— Эй, розовые! — окликнула спутников Ферро. — Если вас это интересует, всадники уже ускакали.

— В какую сторону? — спросил Байяз.

— На восток, откуда мы пришли. Они очень торопились.

— Ищут нас?

— Откуда мне знать? На них не написано. Но если ищут, то наверняка наткнутся на наш след.

Маг сдвинул брови.

— Тогда тебе лучше спуститься. Нам пора в путь. — Он мгновение помедлил. — И постарайся больше не кидаться дерьмом!

А вот… и мое золото!

— Дело продвигается невероятно быстро, наставник, если мне позволено сказать. С тех пор как открыли ворота Верхнего города, количество туземных рабочих утроилось! Ров отрыт ниже уровня моря через весь полуостров и углубляется с каждым днем! Лишь узкие дамбы удерживают морскую воду с обеих сторон, и все сооружение готово к тому, чтобы быть затопленным по вашему приказу!

Виссбрук откинулся на спинку стула со счастливой улыбкой на пухлом лице.

«Можно подумать, все это придумал он сам».

Под ними, в Верхнем городе, начиналось утреннее богослужение. Непривычные для слуха завывания доносились со шпилей Великого храма и плыли над Дагоской, залетая в каждое здание и даже сюда, в аудиенц-зал Цитадели.

«Кадия сзывает свой народ на молитву».

Услышав эти звуки, Вюрмс скривил губы.

— Опять они за свое? Черт подери этих туземцев с их суевериями! Не нужно было отдавать им храм! И черт подери их треклятые песнопения, у меня от них голова болит!

«И это уже их оправдывает».

Глокта усмехнулся.

— Если это доставляет радость Кадии, я смирюсь с вашей головной болью. Нравится вам или нет, туземцы нам нужны, а они любят петь. Постарайтесь привыкнуть, мой вам совет. Или заверните голову в одеяло.

Пока Вюрмс жаловался, Виссбрук сидел, выпрямившись на стуле, и прислушивался к пению.

— А я должен признаться, что нахожу эти звуки умиротворяющими, — сказал он. — К тому же уступки, сделанные наставником, произвели на туземцев благоприятное действие, и мы не можем этого отрицать. С помощью туземцев восстановлена городская стена, обновлены ворота и даже леса уже разобраны. Нам доставили камень для новых парапетов… Но вот здесь, э-э, есть небольшое затруднение. Каменщики отказываются работать, если им не заплатят. Мои солдаты довольствуются четвертью жалованья, и боевой дух у них невысок. Долги — наша главная проблема, наставник.

— Кто бы сомневался! — сердито пробормотал Вюрмс. — Зернохранилища забиты почти до предела, в Нижнем городе за огромные деньги вырыли два новых колодца, но мой кредит полностью истощен. Купцы жаждут моей крови!

«Но, осмелюсь заметить, не так страстно, как все городские купцы жаждут моей».

— Из-за этого шума я не могу показаться им на глаза. Моя репутация в опасности, наставник!

«Словно у меня нет более насущных забот, чем репутация этого болвана!»

— Сколько мы им должны?

Вюрмс нахмурился.

— За продовольствие, воду и все прочее — не меньше сотни тысяч.

«Сто тысяч! Торговцы пряностями любят делать деньги, но ненавидят их тратить. Эйдер не сможет достать и половины этой суммы, даже если захочет».

— А как насчет вас, генерал?

— Жалованье наемникам, деньги на восстановление рва и стены, расходы на приобретение дополнительного оружия, доспехов, боеприпасов… — Виссбрук надул щеки. — В целом будет почти четыреста тысяч марок.

Глокта едва не проглотил собственный язык.

«Полмиллиона? Хватит, чтобы выкупить короля, и еще останется! Сомневаюсь, что Сульт смог бы столько заплатить, даже если бы собирался — а он явно не собирается. Люди погибают из-за долгов, составляющих лишь малую часть подобной суммы».

— Делайте все, что можете. Обещайте все, что найдете нужным. Заверяю вас, деньги уже в пути.

Генерал собирал свои бумаги.

— Я делаю все, что могу, но люди начали сомневаться, что им вообще заплатят.

Вюрмс был более откровенен:

— Нам больше никто не верит. Без денег мы не сможем сделать ничего.

— Ничего, — произнес Секутор.

Иней медленно кивнул. Глокта потер слезящиеся глаза.

— Наставник инквизиции исчезает, не оставив после себя даже мокрого пятна. Поздно вечером он удаляется в свои покои, запирает дверь на замок. Наутро он не отвечает на стук. Дверь взламывают — и находят… «Ничего». Постель смята, но тела в ней нет. Ни малейшего намека на борьбу.

— Ничего, — повторил Секутор.

— Что нам известно? Давуст подозревал, что в городе зреет заговор. Что есть некий предатель, намеревающийся сдать Дагоску гуркам. Он считал, что в заговоре замешан член правящего совета. Кажется вполне вероятным, что наставник сумел раскрыть личность этого человека, и тогда его заставили замолчать.

— Но кто?

«Надо перевернуть вопрос с ног на голову».

— Раз мы сами не можем найти предателя, мы должны заставить его выйти на нас. Если он хочет, чтобы гурки вошли в город, нам нужно лишь настойчиво удерживать их снаружи и ждать. Рано или поздно предатель проявится.

— Рифк, — промямлил Иней.

«Действительно, риск велик, особенно для нового наставника дагосканской инквизиции, но у нас нет выбора».

— Значит, ждем? — спросил Секутор.

— Ждем. И приглядываем за оборонительными сооружениями. А еще пытаемся найти хоть какие-то деньги. У тебя есть наличные, Секутор?

— Было немного. Я отдал их одной девчонке там, в трущобах.

— Хм. Жаль.

— Да не особенно — девчонка трахается как заведенная. Я бы ее всецело рекомендовал, если вы заинтересовались.

Глокта поморщился, ощутив щелчок в коленном суставе.

— Какая трогательная история, Секутор, никогда не знал, что ты романтик. Я бы пропел об этом песнь, если бы не был так стеснен в средствах.

— Я могу поспрашивать. Сколько вам нужно?

— О, не очень много. Скажем, полмиллиона марок.

Практик вскинул одну бровь. Он полез в карман, порылся в нем, вытащил руку и протянул раскрытую ладонь. На ней поблескивало несколько медяков.

— Двенадцать монет, — сказал он. — Двенадцать монет — все, что у меня сейчас есть.